Рекламный баннер 728x90px main1
Откуда и когда появились Акбаевы в нылгинских краях?
Откуда и когда появились Акбаевы в нылгинских краях?
Приношу особую благодарность своему земляку и коллеге (мы с ним оба работали директорами школ), откровенно говорю, что мы с ним одной крови (беззаветно любим родные края и историю своего отечества) - Эжбаеву Евгению Петровичу, за его дружескую поддержку, за принципиальные и доходчивые консультации (против фактов не попрешь) и просто за то , что он есть.
Акбаевы из Жужгеса
Семейное предание говорит о том, что в далекие времена, в семидесятых годах 19 века в старинной удмуртской деревне Жугес-Пельга проживала зажиточная, работящая семья Суворовых. У них было все - любовь, здоровье, достаток. Одна беда – нет детей. Что под старость лет будет? На кого оставить, крепкое пока еще, хозяйство? Решили усыновить ребенка. Нашли осиротевшего, исхудавшего от постоянного недоедания и дорожных невзгод, чернявого подростка на Сибирском тракте среди идущих в Сибирь каторжников и переселенцев. Искал следы паренька. В те времена царское правительство посылало людей за Урал с целью заселить огромные пространства Сибири и Дальнего Востока, и поэтому туда шли – каторжане-преступники и разные асоциальные элементы, политические каторжане и добровольцы-переселенцы. Добровольцы шли семьями. С детьми в те времена на каторгу шли еще белорусские староверы. Есть и вторая версия. Предложил Е Эжбаев. По его мнению следы Мирона надо искать по тракту Сарапул – Завод(Ижевск),Сенной базар – Нылга. В общем: факт – оставшийся один на белом свете, потерявший всех родных и близких парнишка, был усыновлен, обихожен, откормлен, обласкан. Для него началась новая жизнь. А для нас – потомков Мирона – начало нашего рода.
Мирон повзрослел, женился. Появились дети – Александра – вышла замуж за Тойминцева в Косоево (Санди апай). Федор (Педор), Меркурий (Меркуль) – погиб во время ВО войны, Анатолий (Анатоль) - погиб во время ВО войны и Семен (Мирай Семи). Умерших в детстве не считаю. В удмуртских именах ударения на последнем слоге.
У Федора родились двое сыновей – Арсений и Илья, у Меркурия – Роман и Вячеслав и дочь Люба, у Анатолия – Леонид и две дочери – Тамара и Римма, у Семена – приемная дочь Евгения и дочка Валентина.
Суворов Федор Миронович очень не любил свою фамилию, утверждая, что они в семействе не занимались воровством золы ( су – зола по удмуртски). Любимым героем Федора Мироновича с детства был Емельян Пугачев. По нашим землям прокатилось пугачевское восстание. Ижевский, Воткинский и другие уральские заводы снабжали повстанцев пушками. Помню: у нас в учебнике истории за 4 класс был рисунок, на котором изображено как рабочие-мастеровые привезли Пугачеву на санях пушечные стволы, а в книжке «Сто сказок удмуртского народа» пугачевцам была посвящена целая глава. В общем, дед мечтал стать Пугачевым, но что-то не получилось и они вместе с другими Мироновичами стали Акбаевыми. Но и здесь что-то непонятное: не можем найти следы Меркурия и Анатолия – сгинули в Великую Отечественную войну, а в Книге памяти ни Суворовых ни Акбаевых нет. Точно помню: у бабушки хранилась похоронка. Куда она делась, кто там записан – никто из наших уже не помнит. А прозвище Пугач Педор (Федор Пугачев) осталось за дедушкой Федором на всю его жизнь и детей его так и называли, даже после смерти дедушки – Пугач Педорлэн Сенька но Илья (Пугачева Федора Арсений и Илья), а то и совсем просто Пугач Сенька но Пугач Илья.
Дедушка Федор.
Уехал в армию в первую мировую на своем коне, дослужился до офицерского чина. Где его судьба потаскала в гражданскую? Не знаем.
Женился на бабушке Дарье третьим браком. От первой жены детей не знаю, вторая была бездетная. Помню его урывками, всего несколько моментов. Пришел сосед – дядя Паша Шамшурин и принес в корзине гостинец – только что пойманную рыбу и рака. Поставили корзину на полу передо мной. Рак черный, очень энергичный. Так и ползал в корзине по рыбе. Я начал играть с рыбой: перебирать, держать в ручонках, рассматривать её и вдруг наткнулся на рака, а он взял да уцепился клешней за мой палец. Руку от неожиданности отдернул, да поздно. Рак так и остался висеть на ручонке. Ох и смеху было. Меня, конечно, спасли: отцепили от меня черное страшилище и убрали подальше, а я еще немного с рыбой поиграл. Дедушка, тогда уже тяжело больной, был очень внуком доволен и о чем-то с окружающими нас взрослыми разговаривал. Еще случай. Дед уже не вставал с постели. Я или подходил (недавно научился ходить), или на четвереньках подбирался к изголовью дедушкиной кровати, на ручонках подтягивался и вставал, пошатываясь. Под подушкой у дедушки были или конфетка или печенюжка. Кто сильнее гулил от удовольствия – внук или дед? Не знаю, наверное дед. Когда дедушка умер, меня куда-то унесли. Похороны не помню. Малыши в таких мероприятиях не участвуют. Помню годины. Папа купил жеребенка и в течение года его растил. Во время поминок жеребенка зарезали и устроили тризну. Много народа было. Потом дедушка Семен – младший брат деда Федора, ветеран войны, надел на череп жеребенка уздечку, сплетенную из мочалки, собрались мужчины, забрали череп и кости, унесли и зарыли в укромном месте. Мне объяснили, что теперь у дедушки будет на том свете свой конь. Семен Миронович показал потом мне место захоронения жеребенка и я много лет помнил, что здесь лежит конь для моего дедушки Федора. Папа очень тепло отзывался о своем отце. Говорил, что дед сделал из старого ружья обрез и папа, вооруженный им, ходил в компании ребят в Нылгинскую школу. В то время расплодились волки, их сильно боялись, а обрез вселял какую-то уверенность в безопасности. Еще отец вспоминал, что дед Федор (его так и называли – Пугач Педор или вообще Пугач) был руководителем в деревне, наверное бригадиром, и ввел правило – жить дружно, поддерживая друг друга, чтобы люди не особенно голодали. Очень трудно было тем семьям, которые остались без мужчин. Но все знали, что рыбу наловленную подростками или зайцев, угодивших в силки, разделят на всех, северюха на елках и кашка на соснах весной есть всегда, появится хвощ, пиканы другая съедобная трава, листья липы – только бы до лета дожить. Не хватало соли, особенно в конце войны, спичек. В каждом доме постепенно стали появляться огниво, кресало и трут. Люди снова стали держать в печках под слоем золы угли. Забыли – что такое сахар. Но война закончилась. Стали потихоньку преодолевать голод и разруху. Возвратившиеся домой, фронтовики оценили усилия деда, были благодарны ему за то, что их семьи выдержали военные невзгоды. Дед был награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945гг»
Бабушка.
Акбаева Дарья Алексеевна. Родилась в 1896году. Вышла за деда Федора вторым браком. Наши вспоминают, что в приданное бабушки входили ворота, которые привезли из большого Жужеса – трехстолбовые, под крышей. На полотнищах ворот деревянные цветы. Столбы обшиты дощечками, на столбах прикреплены железные кольца для уздечек лошадей. От первого брака были дочери – Ульяна и Наталья, сын Анатолий сгинул на войне. Бабушка в те далекие и счастливые годы была для меня всем – научила говорить по удмуртски, познакомила с названиями трав и деревьев, научила собирать съедобные травы и боятся ядовитых растений. Ходил за ней хвостиком по огороду, помогал, а, наверное, больше мешал, пасти гусят и цыплят. Научила меня бояться петуха, уважать гусака и далеко обходить его весной, не трогать без спросу плотницкие инструменты. Кормилица, добрый наш ангел. Пекла хлеб и по моему заказу колобки. Вообще-то я просил ее испечь для меня, вылепленные из теста яблоки. Паренки из калеги были лакомством. Если на праздники пекли перепечи или табани, обязательно готовила зырет. Советовалась – из чего сварить суп – щи с добавлением крапивы или колыса (вид борщевика). Очень нравилось, когда она варила уху из вяленой щуки – для меня такая уха так и осталась в памяти как бабушкин шедевр. Послевоенные годы были довольно голодные и, приготовленная бабушкой еда всегда казалась нам вкуснятиной. Провела со мной множество мастер классов по вязанию узлов и наматыванию портянок, при этом чертыхаясь или в голос смеясь над моими неуклюжими попытками что-нибудь к чему-нибудь привязать или засунуть, кое-как обмотанную комком сукна, ногу в сапог. Кто в армии служил в те времена, знают, что намотать правильно портянку – это сродни искусству: намотаешь – молодец, а нет - нога в комке материи в сапог не влезет, а влезет, все равно далеко не уйдешь. Иногда внук Сашик – это я, был для бабули незаменим. Например: во время посевной большой проблемой были мешки, и старых людей просили, конечно за трудодни, эти мешки чинить: чаще всего нашивать заплатки. Вдеть нитку в иголку для бабушки было уже трудно, поэтому я ей часто помогал в этом деле, а еще держал зажженную лучину и зажигал новую, поддерживая огонь, когда она лазила в подполье.
Рыбалка.
Папа очень рано научил меня плавать, поэтому речка для меня уже в то время очень много значила. Начал приносить рыбешек и раков. Раков, специально для любимого внука, бабушка запекала в большой печке. И опять мастер классы - как правильно разделать и съесть рака, почему речную рыбу, особенно крупную, надо есть осторожно и обязательно с большим количеством хлеба. Бабушка требовала от меня знание удмуртских и русских названий рыб. Поэтому я знал, что юш – это окунь, чипей – щука, а чипей-пи щуренок. Чукырни – пескарь, сон-пи – язенок, а чужи - голавль. Но никак не мог понять: почему рак, налим, сом звучат и по удмуртски и по русски одинаково, а шаклея с русского на удмуртский переводится как шаклей, а ерша южные удмурты называют еремеем. Да и сейчас не понимаю. А какого было любознательному малышу в то время, ведь ни все знающая бабушка, ни, тем более, папа ни другие не могли мне объяснить некоторые обыденные для взрослых вещи. Мы с Витей Наумовым и Веней Лебедевым научились ловить щурят в чипей-пи гопах руками. Чипей-пи гопы (щурячьи ямы) – это такие мелкие озерца, остающиеся после весеннего разлива речки Нылги. К середине лета в них, уже изрядно измелевших, оставались только трава и щурята, гоняющиеся друг за другом, так как за это время все живое в озерцах уже съедено. Были и другие рыбные водоемчики: тыкара гопы (тыкара – карась) – длинные канавы, в которых жили караси и вьюны-пискуны. Но бабушка строго настрого запретила там рыбачить – глубоко, топко из-за ила и далеко от деревни. В общем: наша компания переходила по мосту у мельницы на тот берег реки, доходила до Чабак-кожа (характерное название – означает сорожий поворот), находила щурячьи озерца и начинала босиком мутить в них воду. Мутила до состояния толокняного раствора. Щурята начинали задыхаться, выглядывать из воды, и мы их в это время руками ловили. Когда бабушка узнала: какими мы стали добытчиками – подарила нам свой старый платок и мы, сделанным из него бредешком, стали ловить рыбешек еще веселей. Одна была проблема при этом - нас донимала водяная крапива, ноги вечно были в волдырях от ожогов, но было так интересно, что мы не обращали на крапиву внимание.
Не только мы с братом жили у бабушки. Она тоже любила приезжать к нам зимой в гости. Дома в это время был праздник. С уроков домой бегом бежали, потому что там ждала любимая бабуля, вкусняшки-постряпушки и интереснейшие разговоры. В то время у нас была одна, узаконенная государством, религия – воинствующий атеизм. Мы с братом очень хотели, чтобы, глубоко верующая, бабушка отреклась от бога. «Ведь никого космонавты в космосе не видели». – говорили мы ей. «Ни господа, ни ангелов. Ну скажи нам, пожалуйста: ты ангелов видела?». Бабушка, смеясь, отвечала, что конечно она ангелов видела, и обнимала нас. Мы ее ангелы! Только сейчас, когда сам стал дедом, понял – как она была права! Наши дети, наши внучата и правнучата – ангелы. У ней на Уве была своя компания, ровесницы-подружки.
Смерть бабушки.
Только сейчас понял, как красиво ушла из жизни бабушка. Начались летние каникулы. Мы с братишкой приехали утром в деревню, а там – нарядная, счастливая бабуля. Очень довольная, что мы приехали, накормила нас ухой из вяленой щуки, напоила из самовара чаем с душицей, угостила вкусняшками, испеченными в печи и извинилась, что шанежек и пирожков мало. Объясняя, что с двумя подружками едет в церковь и прямо сейчас должен подъехать на лошади ее племянник дядя Леня. Лошадь дядя Леня подобрал смирную и старушки тихонько уехали в церковь в Русский Пычас. На другой день рано-рано утром, все дети еще спали, с грохотом открылись ворота и во двор с плачем и причитанием ввели лошадь с бабушкой, лежащей на телеге. Бабушкины подружки потом рассказывали, что до церкви доехали нормально, и в храме все было хорошо. Но на ночь оставаться в Пычасе бабушка отказалась. И поторопила подружек домой. Когда бабули стали возражать и предлагали остаться на ночь у знакомых, сказала, что умирает и хотела бы расстаться с домом и семьей пока еще живая. Лошадь гнали домой всю ночь. Бабушка торопила подружек, по родной деревне проехала еще живая, заехали во двор и … Так и ушла на тот свет с умиротворенной улыбкой. Мне стало очень плохо, я взял удочки и ушел на речку. Сел в чью-то лодку, куда-то уплыл. Как клевало и кто клевал – не помню. Просто прощался с бабулей. Тихая солнечная погода, молчаливые ивы. Лилии и кувшинки в спокойной воде, мелькают рыбешки. ТИШИНА, ТИШИНА, ТИШИНА! И бабушка – умиротворенная, ласковая о чем-то мне говорит. Сколько так провел – не помню. Пришел Сила дядя, ударение на втором слоге (дядюшка Силантий) с ружьем, шуганул меня за то, что лодку без спроса взял, и я понуро пошел домой. Дома было не до меня. Со смертью бабушки кончилось для меня безмятежное детство. Реже стал ездить в деревню, не тянуло туда больше, деревенские каникулы заменила поездка в пионерский лагерь в Кыйлуде. Трудоустройство на все лето после 8 и 9 класса. Окончание школы и поступление в университет. Жизнь продолжалась.
На фото - бабушка со мной и младшим братом Федором около бабушкиных ворот – из архива А Акбаева
Артем Коротаев – современная деревня Малый Жужгес (Кечгурт) с высоты птичьего полета.
Приношу особую благодарность своему земляку и коллеге (мы с ним оба работали директорами школ), откровенно говорю, что мы с ним одной крови (беззаветно любим родные края и историю своего отечества) - Эжбаеву Евгению Петровичу, за его дружескую поддержку, за принципиальные и доходчивые консультации (против фактов не попрешь) и просто за то , что он есть.
Акбаевы из Жужгеса
Семейное предание говорит о том, что в далекие времена, в семидесятых годах 19 века в старинной удмуртской деревне Жугес-Пельга проживала зажиточная, работящая семья Суворовых. У них было все - любовь, здоровье, достаток. Одна беда – нет детей. Что под старость лет будет? На кого оставить, крепкое пока еще, хозяйство? Решили усыновить ребенка. Нашли осиротевшего, исхудавшего от постоянного недоедания и дорожных невзгод, чернявого подростка на Сибирском тракте среди идущих в Сибирь каторжников и переселенцев. Искал следы паренька. В те времена царское правительство посылало людей за Урал с целью заселить огромные пространства Сибири и Дальнего Востока, и поэтому туда шли – каторжане-преступники и разные асоциальные элементы, политические каторжане и добровольцы-переселенцы. Добровольцы шли семьями. С детьми в те времена на каторгу шли еще белорусские староверы. Есть и вторая версия. Предложил Е Эжбаев. По его мнению следы Мирона надо искать по тракту Сарапул – Завод(Ижевск),Сенной базар – Нылга. В общем: факт – оставшийся один на белом свете, потерявший всех родных и близких парнишка, был усыновлен, обихожен, откормлен, обласкан. Для него началась новая жизнь. А для нас – потомков Мирона – начало нашего рода.
Мирон повзрослел, женился. Появились дети – Александра – вышла замуж за Тойминцева в Косоево (Санди апай). Федор (Педор), Меркурий (Меркуль) – погиб во время ВО войны, Анатолий (Анатоль) - погиб во время ВО войны и Семен (Мирай Семи). Умерших в детстве не считаю. В удмуртских именах ударения на последнем слоге.
У Федора родились двое сыновей – Арсений и Илья, у Меркурия – Роман и Вячеслав и дочь Люба, у Анатолия – Леонид и две дочери – Тамара и Римма, у Семена – приемная дочь Евгения и дочка Валентина.
Суворов Федор Миронович очень не любил свою фамилию, утверждая, что они в семействе не занимались воровством золы ( су – зола по удмуртски). Любимым героем Федора Мироновича с детства был Емельян Пугачев. По нашим землям прокатилось пугачевское восстание. Ижевский, Воткинский и другие уральские заводы снабжали повстанцев пушками. Помню: у нас в учебнике истории за 4 класс был рисунок, на котором изображено как рабочие-мастеровые привезли Пугачеву на санях пушечные стволы, а в книжке «Сто сказок удмуртского народа» пугачевцам была посвящена целая глава. В общем, дед мечтал стать Пугачевым, но что-то не получилось и они вместе с другими Мироновичами стали Акбаевыми. Но и здесь что-то непонятное: не можем найти следы Меркурия и Анатолия – сгинули в Великую Отечественную войну, а в Книге памяти ни Суворовых ни Акбаевых нет. Точно помню: у бабушки хранилась похоронка. Куда она делась, кто там записан – никто из наших уже не помнит. А прозвище Пугач Педор (Федор Пугачев) осталось за дедушкой Федором на всю его жизнь и детей его так и называли, даже после смерти дедушки – Пугач Педорлэн Сенька но Илья (Пугачева Федора Арсений и Илья), а то и совсем просто Пугач Сенька но Пугач Илья.
Дедушка Федор.
Уехал в армию в первую мировую на своем коне, дослужился до офицерского чина. Где его судьба потаскала в гражданскую? Не знаем.
Женился на бабушке Дарье третьим браком. От первой жены детей не знаю, вторая была бездетная. Помню его урывками, всего несколько моментов. Пришел сосед – дядя Паша Шамшурин и принес в корзине гостинец – только что пойманную рыбу и рака. Поставили корзину на полу передо мной. Рак черный, очень энергичный. Так и ползал в корзине по рыбе. Я начал играть с рыбой: перебирать, держать в ручонках, рассматривать её и вдруг наткнулся на рака, а он взял да уцепился клешней за мой палец. Руку от неожиданности отдернул, да поздно. Рак так и остался висеть на ручонке. Ох и смеху было. Меня, конечно, спасли: отцепили от меня черное страшилище и убрали подальше, а я еще немного с рыбой поиграл. Дедушка, тогда уже тяжело больной, был очень внуком доволен и о чем-то с окружающими нас взрослыми разговаривал. Еще случай. Дед уже не вставал с постели. Я или подходил (недавно научился ходить), или на четвереньках подбирался к изголовью дедушкиной кровати, на ручонках подтягивался и вставал, пошатываясь. Под подушкой у дедушки были или конфетка или печенюжка. Кто сильнее гулил от удовольствия – внук или дед? Не знаю, наверное дед. Когда дедушка умер, меня куда-то унесли. Похороны не помню. Малыши в таких мероприятиях не участвуют. Помню годины. Папа купил жеребенка и в течение года его растил. Во время поминок жеребенка зарезали и устроили тризну. Много народа было. Потом дедушка Семен – младший брат деда Федора, ветеран войны, надел на череп жеребенка уздечку, сплетенную из мочалки, собрались мужчины, забрали череп и кости, унесли и зарыли в укромном месте. Мне объяснили, что теперь у дедушки будет на том свете свой конь. Семен Миронович показал потом мне место захоронения жеребенка и я много лет помнил, что здесь лежит конь для моего дедушки Федора. Папа очень тепло отзывался о своем отце. Говорил, что дед сделал из старого ружья обрез и папа, вооруженный им, ходил в компании ребят в Нылгинскую школу. В то время расплодились волки, их сильно боялись, а обрез вселял какую-то уверенность в безопасности. Еще отец вспоминал, что дед Федор (его так и называли – Пугач Педор или вообще Пугач) был руководителем в деревне, наверное бригадиром, и ввел правило – жить дружно, поддерживая друг друга, чтобы люди не особенно голодали. Очень трудно было тем семьям, которые остались без мужчин. Но все знали, что рыбу наловленную подростками или зайцев, угодивших в силки, разделят на всех, северюха на елках и кашка на соснах весной есть всегда, появится хвощ, пиканы другая съедобная трава, листья липы – только бы до лета дожить. Не хватало соли, особенно в конце войны, спичек. В каждом доме постепенно стали появляться огниво, кресало и трут. Люди снова стали держать в печках под слоем золы угли. Забыли – что такое сахар. Но война закончилась. Стали потихоньку преодолевать голод и разруху. Возвратившиеся домой, фронтовики оценили усилия деда, были благодарны ему за то, что их семьи выдержали военные невзгоды. Дед был награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945гг»
Бабушка.
Акбаева Дарья Алексеевна. Родилась в 1896году. Вышла за деда Федора вторым браком. Наши вспоминают, что в приданное бабушки входили ворота, которые привезли из большого Жужеса – трехстолбовые, под крышей. На полотнищах ворот деревянные цветы. Столбы обшиты дощечками, на столбах прикреплены железные кольца для уздечек лошадей. От первого брака были дочери – Ульяна и Наталья, сын Анатолий сгинул на войне. Бабушка в те далекие и счастливые годы была для меня всем – научила говорить по удмуртски, познакомила с названиями трав и деревьев, научила собирать съедобные травы и боятся ядовитых растений. Ходил за ней хвостиком по огороду, помогал, а, наверное, больше мешал, пасти гусят и цыплят. Научила меня бояться петуха, уважать гусака и далеко обходить его весной, не трогать без спросу плотницкие инструменты. Кормилица, добрый наш ангел. Пекла хлеб и по моему заказу колобки. Вообще-то я просил ее испечь для меня, вылепленные из теста яблоки. Паренки из калеги были лакомством. Если на праздники пекли перепечи или табани, обязательно готовила зырет. Советовалась – из чего сварить суп – щи с добавлением крапивы или колыса (вид борщевика). Очень нравилось, когда она варила уху из вяленой щуки – для меня такая уха так и осталась в памяти как бабушкин шедевр. Послевоенные годы были довольно голодные и, приготовленная бабушкой еда всегда казалась нам вкуснятиной. Провела со мной множество мастер классов по вязанию узлов и наматыванию портянок, при этом чертыхаясь или в голос смеясь над моими неуклюжими попытками что-нибудь к чему-нибудь привязать или засунуть, кое-как обмотанную комком сукна, ногу в сапог. Кто в армии служил в те времена, знают, что намотать правильно портянку – это сродни искусству: намотаешь – молодец, а нет - нога в комке материи в сапог не влезет, а влезет, все равно далеко не уйдешь. Иногда внук Сашик – это я, был для бабули незаменим. Например: во время посевной большой проблемой были мешки, и старых людей просили, конечно за трудодни, эти мешки чинить: чаще всего нашивать заплатки. Вдеть нитку в иголку для бабушки было уже трудно, поэтому я ей часто помогал в этом деле, а еще держал зажженную лучину и зажигал новую, поддерживая огонь, когда она лазила в подполье.
Рыбалка.
Папа очень рано научил меня плавать, поэтому речка для меня уже в то время очень много значила. Начал приносить рыбешек и раков. Раков, специально для любимого внука, бабушка запекала в большой печке. И опять мастер классы - как правильно разделать и съесть рака, почему речную рыбу, особенно крупную, надо есть осторожно и обязательно с большим количеством хлеба. Бабушка требовала от меня знание удмуртских и русских названий рыб. Поэтому я знал, что юш – это окунь, чипей – щука, а чипей-пи щуренок. Чукырни – пескарь, сон-пи – язенок, а чужи - голавль. Но никак не мог понять: почему рак, налим, сом звучат и по удмуртски и по русски одинаково, а шаклея с русского на удмуртский переводится как шаклей, а ерша южные удмурты называют еремеем. Да и сейчас не понимаю. А какого было любознательному малышу в то время, ведь ни все знающая бабушка, ни, тем более, папа ни другие не могли мне объяснить некоторые обыденные для взрослых вещи. Мы с Витей Наумовым и Веней Лебедевым научились ловить щурят в чипей-пи гопах руками. Чипей-пи гопы (щурячьи ямы) – это такие мелкие озерца, остающиеся после весеннего разлива речки Нылги. К середине лета в них, уже изрядно измелевших, оставались только трава и щурята, гоняющиеся друг за другом, так как за это время все живое в озерцах уже съедено. Были и другие рыбные водоемчики: тыкара гопы (тыкара – карась) – длинные канавы, в которых жили караси и вьюны-пискуны. Но бабушка строго настрого запретила там рыбачить – глубоко, топко из-за ила и далеко от деревни. В общем: наша компания переходила по мосту у мельницы на тот берег реки, доходила до Чабак-кожа (характерное название – означает сорожий поворот), находила щурячьи озерца и начинала босиком мутить в них воду. Мутила до состояния толокняного раствора. Щурята начинали задыхаться, выглядывать из воды, и мы их в это время руками ловили. Когда бабушка узнала: какими мы стали добытчиками – подарила нам свой старый платок и мы, сделанным из него бредешком, стали ловить рыбешек еще веселей. Одна была проблема при этом - нас донимала водяная крапива, ноги вечно были в волдырях от ожогов, но было так интересно, что мы не обращали на крапиву внимание.
Не только мы с братом жили у бабушки. Она тоже любила приезжать к нам зимой в гости. Дома в это время был праздник. С уроков домой бегом бежали, потому что там ждала любимая бабуля, вкусняшки-постряпушки и интереснейшие разговоры. В то время у нас была одна, узаконенная государством, религия – воинствующий атеизм. Мы с братом очень хотели, чтобы, глубоко верующая, бабушка отреклась от бога. «Ведь никого космонавты в космосе не видели». – говорили мы ей. «Ни господа, ни ангелов. Ну скажи нам, пожалуйста: ты ангелов видела?». Бабушка, смеясь, отвечала, что конечно она ангелов видела, и обнимала нас. Мы ее ангелы! Только сейчас, когда сам стал дедом, понял – как она была права! Наши дети, наши внучата и правнучата – ангелы. У ней на Уве была своя компания, ровесницы-подружки.
Смерть бабушки.
Только сейчас понял, как красиво ушла из жизни бабушка. Начались летние каникулы. Мы с братишкой приехали утром в деревню, а там – нарядная, счастливая бабуля. Очень довольная, что мы приехали, накормила нас ухой из вяленой щуки, напоила из самовара чаем с душицей, угостила вкусняшками, испеченными в печи и извинилась, что шанежек и пирожков мало. Объясняя, что с двумя подружками едет в церковь и прямо сейчас должен подъехать на лошади ее племянник дядя Леня. Лошадь дядя Леня подобрал смирную и старушки тихонько уехали в церковь в Русский Пычас. На другой день рано-рано утром, все дети еще спали, с грохотом открылись ворота и во двор с плачем и причитанием ввели лошадь с бабушкой, лежащей на телеге. Бабушкины подружки потом рассказывали, что до церкви доехали нормально, и в храме все было хорошо. Но на ночь оставаться в Пычасе бабушка отказалась. И поторопила подружек домой. Когда бабули стали возражать и предлагали остаться на ночь у знакомых, сказала, что умирает и хотела бы расстаться с домом и семьей пока еще живая. Лошадь гнали домой всю ночь. Бабушка торопила подружек, по родной деревне проехала еще живая, заехали во двор и … Так и ушла на тот свет с умиротворенной улыбкой. Мне стало очень плохо, я взял удочки и ушел на речку. Сел в чью-то лодку, куда-то уплыл. Как клевало и кто клевал – не помню. Просто прощался с бабулей. Тихая солнечная погода, молчаливые ивы. Лилии и кувшинки в спокойной воде, мелькают рыбешки. ТИШИНА, ТИШИНА, ТИШИНА! И бабушка – умиротворенная, ласковая о чем-то мне говорит. Сколько так провел – не помню. Пришел Сила дядя, ударение на втором слоге (дядюшка Силантий) с ружьем, шуганул меня за то, что лодку без спроса взял, и я понуро пошел домой. Дома было не до меня. Со смертью бабушки кончилось для меня безмятежное детство. Реже стал ездить в деревню, не тянуло туда больше, деревенские каникулы заменила поездка в пионерский лагерь в Кыйлуде. Трудоустройство на все лето после 8 и 9 класса. Окончание школы и поступление в университет. Жизнь продолжалась.
На фото - бабушка со мной и младшим братом Федором около бабушкиных ворот – из архива А Акбаева
Артем Коротаев – современная деревня Малый Жужгес (Кечгурт) с высоты птичьего полета.
963 Культура
Рекламный баннер 728x90px main2
Рекламный баннер 240x200px right1
Рекламный баннер 240x200px right2
Рекламный баннер 240x200px right3
Разработка -
